Шредер по-прежнему остается последним человеком, стоящим на пороге голливудского ренессанса, которого на самом деле так и не произошло.
Богатая, высокомерная и избалованная вдовствующая вдова Норма Хаверхилл (Уивер в ее самой язвительной форме) находится на неправильной стороне среднего возраста и управляет своей садовой империей, как владелец плантации до Гражданской войны. Она — Закон, или, что еще лучше, она его творит и нарушает. Ее «Мальчик Пятница» или, скорее, слуга-мужчина - это Марвел Рот (Эджертон), титулованный садовод.
Шредер запускает функцию VoiceOver, которая просматривает все прекрасные сады в истории. Норма не очень любит отстающих, она даже называет свою собаку «просто верандной собакой»; не подходит для кровавого спорта. И мы вполне можем представить Норму в молодости, безжалостно скачущую на гончих. Рот послушно угождает ей во время подготовки к предстоящему садовому шоу (которое может быть последним, поскольку Норма уже не та, кем она была), но когда Норма приглашает его в постель, ритуал, который явно уходит корнями в далекое прошлое, мы тихо захвачены. ошеломленный, чтобы засвидетельствовать его витиеватые татуировки особенно свастики.
Затем в эту идиллию спокойствия и естественной красоты Норма закладывает бомбу замедленного действия, прекрасно осознавая ее взрывную силу: Майя, ее девятнадцатилетняя внучатая племянница, поможет Роту и его сотрудникам создать идеальный сад. Норма не особо заботилась о матери Майи — или о любых других родственниках, если уж на то пошло — но гордится тем, что сделала доброе дело только один раз. Рот, который сам не весенний цыпленок, сразу же влюбляется в Майю, у которой тоже есть проблемы с наркотиками. Ее парень / сутенер / дилер регулярно избивает ее и сталкивается с гневом Рота. Но есть последствия, и Рот должен отомстить, раскрывая безвкусное прошлое — все это искуплено благодаря любезности мисс Нормы. Но теперь он должен сделать выбор.
Оператор-постановщик Александр Дайнан, работавший со Шредером над «First Reformed» , вызывает в воображении довольно уравновешенную и стерильную картину садов, исторических и современных, и, возможно, это сделано намеренно. Единственный раз, когда они действительно очаровывают, - это сюрреалистическая последовательность ближе к концу. Но его образы сломленной Америки, зажатой между белыми супремистами и иммигрантским подбрюшьем, кажутся подлинными. На смену умирающим главарям банд приходят мелкие торговцы наркотиками и их сцена. Шрадер снова уклоняется от осуждения или сентиментальности: его стиль лаконичен, а атака всегда лобовая. Мастер-садовник похож на один из лучших бульварных романов: великий Джим Томпсон гордился бы им.
